Давеча читал Достоевского - обнаружил, что никогда доселе не читал "Кроткую"; страшная какая вещь, и, главное, по всей форме совсем не 19 век, а глубоко 20, послевоенный уже, когда уже и Кафка прочитан, и все потоки-сознания, недостоверные-рассказчики, сновидцы-субъективисты, леденящие-недомолвцы, все переработаны, узнаны. А оно вот откуда, оказывается. И еще - наконец-то поймал, откуда произрастает моя любимая писательница. У которой стиль вроде бы и совершенно уникальный (а да, так и есть), а вроде бы ее и к Зощенко пытаются возвести (а тоже правда), а вот поди ж ты:
Цитата:
Когда она вышла, я разом порешил. В тот же день, я пошел на последние поиски и узнал об ней всю остальную, уже текущую подноготную; прежнюю подноготную я знал уже всю от Лукерьи, которая тогда служила у них и которую я уже несколько дней тому подкупил. Эта подноготная была так ужасна, что я и не понимаю, как еще можно было смеяться, как она давеча, и любопытствовать о словах Мефистофеля, сама будучи под таким ужасом.
Да это ж она, Людмила моя Стефановна любимая, Петрушевская! Вот она откуда произрастает, собственным могучим стволом, но не на пустом-таки месте, не в воздухе висит. И тут всё склеилось, как они, мои любимые, друг за другом чередою: а сколько сам Достоевский взял у Диккенса, это уму непостижимо! Прямой наследник, прямой: и не только сама природа страшного и смешного у них похожа, не только то, по описанию Лужин - ни дать ни взять Пексниф, а жуткая сцена самоубийства в Бесах перекликается с арестом Джонаса Чезлвита; но больше, еще больше - как будто именно у Диккенса вычитал любимый Федор Михайлович, что
писателю можно всё, а на условности типа выстроенной фабулы, какой-никакой композиции, стилистически выверенной строки, связного сюжета, вообще проявлений автором вкуса и знания приемов мастерства - плюнуть и растереть, ибо дорогою свободной и пр., и то, что ты, царь, понаписал, станет для тех, кто оказался с тобой в одном экзистенциальном и эстетическом поле, лучшим возможным чтением; минус в том, что тех, кто в этом поле не оказался, в достоинствах подобных писаний убедить трудно